Ночь - время Египтянина, всегда так было и всегда так будет. Ночью слышно каждую самую тихую, самую тонкую ноту в загаженном, вечно шумном и суетливом человеческом мире, можно слушать огонь, реки и звёзды, холодное молчание снегов в горах и песню песков в пустыне. Улавливать, как дрожат магические струны, которыми незримо для людей пронизан весь мир. Смертные думают, что меняется вместе с ними, но на самом деле они просто не в силах осознать его постоянство. Сенмут осознавал: он слушал ночь на берегу Нила во времена царицы Хатшепсут и перед кем угодно поручился бы, что ночь в мэрилендской глуши отличается не слишком, разве что её голос звучит тише, беспощадно заглушаемый гомоном смертных.
Египтянин часто приходил в Ильчестер. Люди думают, что нужны душа и сердце, чтобы сожалеть о несбывшемся и вспоминать утраченное, но это не так: здравого сознания, умения помнить и горения, даже если оно давно превратилось в адское пламя, вполне достаточно. Всего лишь несколько лет назад в церкви этого давно опустевшего, а теперь и полуразрушенного монастыря, казалось, сбылись все их самые смелые мечты и надежды. Они потеряли королеву, но обрели Отца, а вместе с ним и надежду на победу, какой мир ещё не видел с самого своего сотворения.
- И начинанья, взнесшиеся мощно, теряют имя действия... - медленно проговорил Сенмут, глядя в ночное небо. Под ногой негромко хрустнула засохшая ветка, которыми теперь были щедро усыпаны аллеи запущенного монастырского сада.
Тогда, в день гибели Лилит и освобождения Люцифера, никто из них и представить не мог, каким оглушительным крахом обернётся начавшееся великое восхождение. Позже все они дорого расплатились за свою беспечность и преждевременную радость и оказались вынуждены признать, что демонам тоже свойственны растерянность и горькое разочарование. Их теперешний хозяин и король установил новые порядки, но дать своим подданным новый смысл не сумел, и теперь таким, как Сенмут, остались только воспоминания, тайные обиды и никчёмные, бессмысленные мечты о переменах.
Поднялся ветер, прогнал набежавшие на небо тучи, и Египтянин подставил лицо лунному свету. И в ту же секунду почувствовал: что-то изменилось. Его кто-то звал, звал настойчиво и властно, и сила тянувшая к себе, казалась не то вовсе незнакомой, не то полузабытой. Недоумённо вскинув брови, Сенмут повиновался зову и в следующую секунду оказался посреди разорённого нефа монастырской церкви.
Перед ним стояла Абаддон, канувшая в лету больше полувека назад. Поверить в это казалось ещё более невозможным, чем в неожиданное возвращение Люцифера, но не узнать Рыцаря Египтянин не мог.
- Абаддон? - негромко произнёс он, медленно обходя демоницу: - Это в самом деле ты? Откуда ты появилась? И что здесь делаешь? - Сенмут чуть усмехнулся и прибавил: - И не могу не спросить: зачем ты меня позвала? Не помню, чтобы мы были друзьями.
В церкви отчётливо пахло магией, след постепенно тающий, но явный, и, задавая свои вопросы, демон старался уловить, в чём эта магия проявилась.

Сенмут смотрел на демоницу и никак не мог отделаться от смутного наваждения: ему казалось, что время не то исказилось, не то повернулось вспять, и, если немного подождать, другие исчезнувшие и павшие вслед за Абаддон выйдут из разрушенного алтаря, займут свои места и потребуют ответов. Мысль приятная и тревожная одновременно. Разумеется, божьи чудеса адским тварям заказаны, и вряд ли стоило ждать других гостей, но одно можно было сказать точно: со временем в этой часовне действительно что-то произошло, и теперь от самой Абаддон исходил смутный запах ушедшего века. Сенмут скользнул медленным, задумчивым взглядом по окровавленному серебристому платью её сосуда и попытался припомнить, когда человеческие женщины наряжались во что-то подобное. Кажется, достаточно давно, чтобы Рыцарь нуждалась во вводной в текущие дела, если, конечно, она в самом деле потерялась во времени, а не подалась в любители экзотики на манер самого Египтянина. Сама мысль об этом была до того забавной и нелепой, что Сенмут не удержался от улыбки. Впрочем, давать своей неожиданной собеседнице основание думать, будто он насмехается над ней, совсем не хотелось, поэтому Египтянин мгновенно вновь посерьёзнел.
Запрыгнув на расколотый алтарь, он по-турецки скрестил ноги, склонил голову к плечу и внимательно посмотрел на демоницу. Нужны ли ей долгие многословные предисловия или достаточно военной сводки? Если всё осталось так же, как в те времена, когда они были знакомы, последний вариант вероятнее.
- Мир изменился, Абаддон, - наконец, заговорил Сенмут. Голос звучал негромко и ровно: - Он не только выглядит иным, но является таковым. Я не знаю, что тебе известно, потому и не могу до конца понять, о чём именно ты меня спрашиваешь. Но если вопрос был об этой церкви, то именно здесь была сломана последняя печать, сдерживавшая нашего отца в его тюрьме. И здесь же погибла Лилит, - напоследок уронил Египтянин с непривычной грустью. Потом внимательнее всмотрелся в демоницу, ловя смену настроений на её лице: - Чтобы рассказывать дальше, мне нужно знать, известно ли тебе о судьбе Азазеля и о его плане.
Время редко даёт вторые шансы, и всё-таки, беседуя сейчас с Абаддон, Сенмут не мог избавиться от мысли, что в самом их разговоре сейчас воскресают мёртвые.

Да, всё осталось по-прежнему. Для Абаддон, как и прежде, ничто не имело значения, кроме войны и конкретной, чёткой цели, которой необходимо достичь прямо сейчас, Рыцарю всё так же свойственны немногословность и склонность отдавать предпочтение делам сегодняшним перед делами прошлых дней. Сенмут никогда не одобрял такой подход, полагая, что поспешность и сосредоточенность на текущих бедах и задачах часто отвлекают от важных деталей, которые могут помочь сориентироваться в ситуации, правильно понять существующие обстоятельства и построить верную стратегию. Впрочем, о его мнении и взглядах сейчас не спрашивали, а читать нотации Рыцарю - дело неблагодарное и самоубийственное. Сенмут устроился поудобнее, немного помедлил, подбирая слова, потом заговорил:
- Всё верно, план Азазеля провалился, - согласно кивнул Египтянин: - Он стоил жизни самому Азазелю и многим его сторонникам. Более четырёх лет назад Отец был освобождён Сэмом Винчестером, своим истинным сосудом, которого к этому с рождения и вёл Азазель. Отец начал Апокалипсис, мы сплотились вокруг него, но потом всё пошло не так, как предполагалось. Мы испугались, раскололись и отступились от Отца. Наш Апокалипсис пришёл и ушёл, мало что по себе оставив, Абаддон. Наша вина, - в голосе Сенмута явственно прозвучали досада и горечь. Он помолчал немного, потом прервал затянувшуюся траурную паузу: - В Аду сейчас... правят победители. Те, кто поймал ветер быстрее и лучше нас, за ними сила, за ними и трон. Может быть, помнишь, был такой успешный на перекрёстках демон - Кроули? Так вот он теперь наш новый король. Добро пожаловать в новый мир, Рыцарь, он отнюдь не лучший из миров, - коротко и невесело усмехнувшись, Сенмут чуть поклонился демонице, потом спрыгнул с алтаря и вопросительно посмотрел на собеседницу: - Могу я спросить, что ты теперь намерена делать?
Египтянин застал на своём веку немало перемен, множество раз были моменты, когда он мог сказать, что ветер меняется, и ему надо было бы оглохнуть и ослепнуть, чтобы не понять сейчас, в лицо каким переменам он смотрит. Если и была надежда на второй шанс, на то, чтобы ещё раз сыграть тот спектакль, который все они так бездарно провалили четыре года назад, то отсвет этой надежды Сенмут видел именно в глазах Абаддон и ощущал при этом непривычный, полузабытый трепет радостного предвкушения.

Когда бездна смеётся, земля дрожит. Завтра в утренних новостях скажут, что в Мэриленде были зафиксированы неестественные и крайне нетипичные подземные толчки, и самые умные охотники, услышав эти слова, вспомнят дурные времена для рода человеческого. А что вспомнят демоны и придут ли значение подобным новостям? Далеко не все заметят случившееся, но достаточно ведь и одного: Кроули достаточно наблюдателен, чтобы сделать охотничью стойку на миниатюрное землетрясение в районе монастыря святой Марии. Рыцарю лучше пока шуметь поменьше.
Сенмут склонил голову, не то выражая почтение Абаддон и её законному гневу, не то просто стремясь уклониться от взвихрившихся осколков стекла, и подождал, пока она закончит, ветер уймётся, а старые, рассохшиеся фрамуги перестанут стучать, словно пародия на кастаньеты. Выдержав небольшую паузу, Египтянин поднял взгляд на Рыцаря и медленно, осторожно, взвешивая слова, заговорил:
- Всё именно так, как я сказал, и как ты повторила: мы испугались и отступились, - прошелестел он: - Но дело тут не в трусости, хотя нашего малодушия я не отрицаю. Когда веря теряет привычную силу, Абаддон, всё остальное утрачивает привычное значение. Для многих из нас стало неважно, кому принадлежит трон в Аду, когда они потеряли возможность уповать на Отца. Твоя сила в опустошении, и ты знаешь лучше многих, что порой оно хуже обычного поражения в бою.
Сенмут был честен с Рыцарем. Он не стремился ни обелить себя, ни добиться её симпатии, но выжить и поучаствовать в тех переменах, которые наверняка вот-вот начнутся, очень хотел, а потому готов был сделать многое, чтобы убедить Абаддон записать его в свой полк. Погибнуть накануне реванша было бы слишком нелепо.
Вопросы Рыцаря заставили подосадовать на невозможность сходу дать ёмкий и правдивый ответ: Египтянин никогда не был достаточно близок к трону, чтобы знать все подробности адской политики.
- Боюсь, я знаю немногим больше того, что знают всё, - с неудовольствием сказал Сенмут: - Азазель, как говорят, получил от самого Отца распоряжение подготовить его возвращение и сплотил всех под этим знаменем. Он должен был найти того, кто сломает последнюю печать, освободит Отца, а затем станет его сосудом в мире людей. Заняв его тело, Отец и собирался сразиться с Михаилом. Этим человеком и был Сэм Винчестер, - Египтянин помолчал, собираясь с мыслями и припоминая, что ещё ему известно о несостоявшемся сосуде Люцифера, потом заговорил всё тем же негромким, ровным голосом: - Он охотник и сын охотника, его, насколько знаю, вели с детства. Он действительно сломал последнюю печать, убив Лилит, здесь, в этой церкви, а позже согласился стать сосудом Отца. Но потом что-то пошло не так и в итоге Сэм Винчестер бросился в адскую клетку, увлекая с собой и Отца, и Михаила, - демон выдержал ещё одну паузу, словно заново переживая прошлое, потом закончил чуть тише: - Он вернулся на Землю и, насколько знаю, жив до сих пор. У этого Винчестера, похоже, большие связи и в Аду, и в Раю.
Снова повисла пауза. Сенмут и сам не заметил, что уже несколько минут кружит вокруг расколотого алтаря, растирая в пальцах осыпавшуюся на ладонь штукатурку. Прошлое в эту ночь стояло так близко, было таким явственным и ощутимым, что казалось, будто нет ничего легче, чем повернуть время вспять и исправить все искажения, переделать Апокалипсис по своему вкусу.
Не без труда выйдя из задумчивости и вернувшись к реальности, Египтянин снова повернулся к Абаддон.
- Ты спрашивала об участниках плана Азазеля, - сказал он: - Все они, кроме его дочери, что теперь зовёт себя Мэг, мертвы. Мэг в бегах, но её можно найти. Тебе могла бы быть полезна Руби, мелкая шавка, состоявшая при Сэме Винчестере подстилкой и личной кормушкой. Её убили, но... - по губам Египтянина расползлась змеиная усмешка: - Если ты захочешь и дашь мне время, я мог бы её вернуть, - он снова склонился перед Абаддон, на сей раз действительно демонстрируя и почтение, и готовность действовать по первому её слову и выполнять малейшие поручения Рыцаря.